Он взял с мойки утюжок и растопил над лыжами новую порцию.
— Ну вот, моя девочка, теперь ты можешь взять свои лыжи и покрыть их слоем лыжной мази.
Ребекка наклонилась к Белле и почесала ее под челюстью.
— Вы проголодались? — спросил Сиввинг. — У нас есть молоко и булочки.
Со стаканами молока в руках Ребекка и Сара уселись на деревянный диван в ожидании писка микроволновки.
— Вы собираетесь кататься на лыжах? — спросила Ребекка.
— Нет, — ответил Сиввинг. — Вы собираетесь. Говорят, завтра ветер уляжется. Я подумал, что вы могли бы взять скутер и поехать по реке до избушки в Йиека-ярви. И на лыжах заодно прокатиться. Ты ведь там сто лет не была.
Ребекка достала булочки из микроволновки и вывалила прямо на деревянный стол. Они перегрелись, но Ребекка с Сарой стали отрывать кусочки завитков с корицей и окунать в холодное молоко. Лова усиленно натирала мазью маленькие лыжи.
— Я с удовольствием поеду в Йиека-ярви, но завтра меня ждет работа.
Ребекка заморгала: боль стучала в голове, как молоток. Она сжала двумя пальцами переносицу, Сиввинг бросил на нее быстрый взгляд. Глянул на недоеденную булочку, лежащую возле ее стакана. Потом вручил Лове кусок пробки и показал, как размазывать мазь по поверхности лыж.
— Послушай, — сказал он Ребекке, — иди наверх и полежи. Мы с девочками пойдем прогуляемся с Беллой, а потом приготовим ужин.
Ребекка поднялась на второй этаж в спальню. В комнате стояла безукоризненно ровно заправленная двуспальная кровать Сиввинга и Майи-Лизы. Большие деревянные шары, украшающие изголовье, потемнели и блестели от многолетних прикосновений. Ей захотелось взяться за один из них. Серое небо скрадывало дневной свет, и в комнате царил полумрак. Ребекка легла на кровать, накрывшись пледом, который нашла в ногах. Она устала, замерзла, в голове стучало. Не в силах расслабиться, она вытащила мобильник и проверила голосовые сообщения. Первое из них было от Монса Веннгрена.
— Это оказалось нетрудно, — проговорил он тягуче. — Но я пообещал журналистке право первой ночи на всю эту историю в обмен на то, что она заберет свое заявление.
— Какую историю? — фыркнула Ребекка.
Она ожидала, что он еще что-нибудь добавит, но сообщение на этом закончилось, и механический голос в трубке сообщил о времени поступления следующего.
«А ты чего ожидала? — насмешливо сказала она самой себе. — Что он будет ворковать и говорить о пустяках?»
Следующее сообщение было от Санны.
— Привет, — сухо произнесла она. — Я сейчас узнала от Анны-Марии, что девочек будут допрашивать. С привлечением детского психиатра и все такое. Я против, и меня удивляет, что ты не обсудила этот вопрос со мной. Мне жаль, что нам не удается договориться, поэтому я решила, что девочки пока поживут у моих родителей.
Ребекка отключила телефон, не прослушав остальные сообщения. Раздался стук в дверь, потом Сиввинг просунул голову в щель и увидел ее лежащей на кровати с телефоном в руках.
— Думаю, тебе полезно будет прогуляться до Йиека-ярви. Кстати, там нет приема, так что телефон можешь оставить здесь. Я только хотел сказать, что еда будет готова через час, я приду и разбужу тебя. Так что поспи пока.
Ребекка посмотрела на него.
— Не уходи, пожалуйста! — попросила она. — Расскажи мне про бабушку.
Сиввинг подошел к шкафу, достал еще один плед и накрыл Ребекку. Затем взял у нее телефон и положил на ночной столик.
— Люди думали, что Альберт, твой дедушка, никогда не женится, — начал Сиввинг. — Если он приходил в гости, то сидел молчком в уголке, комкая в руках шапку. Он единственный из всех братьев остался с отцом на хуторе. А папаша, отец твоего деда, Эмиль, был тяжел на руку. Мы, мальчишки, боялись его до смерти. Помню, как однажды он застукал нас за игрой в покер — я думал, он мне и впрямь ухо оторвет. Он ведь был человек глубоко верующий, лестадианец. Ну, как бы там ни было. Однажды Альберт отправился на похороны в Юносуандо, а когда вернулся, стало ясно: с ним что-то не так. Он был, как и прежде, молчалив, однако теперь сидел и как будто улыбался чему-то своему, хотя губы у него при этом не двигались — если ты понимаешь, что я имею в виду. Это он встретил твою бабушку. В то лето он несколько раз уезжал в Куоксу навещать родственников. Эмиль был вне себя, когда Альберт исчезал в самый разгар сенокоса. Но в конце концов она приехала знакомиться. А ты сама знаешь, какова была Тересия. Когда дело касалось работы, ее никто не мог заткнуть за пояс. Как бы там ни было, я уж и не знаю, как у них такое вышло, но однажды вечером они с Эмилем вдруг пришли на старое пастбище — луг между картофельным полем и рекой — и принялись косить. Это у них соревнование такое было. Помню как сейчас: лето уже шло к концу, появились мошки, а дело было на закате, так что кусались они нещадно. Мы, мальчишки, стояли и смотрели. И Исак, брат Эмиля, тоже пришел. Ты его вообще не застала. А жаль. Они молча шли по полю и косили каждый свою половину, Эмиль и Тересия. Мы тоже стояли молча. Слышалось только жужжание насекомых да крики ласточек.
— И она выиграла? — спросила Ребекка.
— Нет, но в каком-то смысле Эмиль тоже не победил. Он закончил первым, но твоя бабушка ненамного от него отстала. А Исак почесал свою щетину и сказал: «Ну что, Эмиль, на твою половину можно смело барана выпускать пастись». Эмиль-то пронесся по своей половине как ураган, однако особой тщательностью он не отличался. А на той половине, которую скосила твоя бабушка, царила такая чистота — казалось, она прошла по ней на коленях с маникюрными ножницами. Ну вот, ты услышала, как она добилась уважения от отца твоего дедушки.