Солнечная буря - Страница 49

К оглавлению

49

— Да уж, вот такие сейчас дети пошли, — рассмеялся он. — Манфред хохотал до упаду.

* * *

Монс Веннгрен сидел на скамейке в прихожей своей квартиры и слушал сообщение на автоответчике. Оно было от Ребекки. Он так и не снял пальто, не зажег света. Три раза прокручивал он сообщение, вслушивался в ее голос. В нем появились новые нотки — словно она отпустила тормоза. На работе голос всегда подчинялся ей, как хорошо выдрессированная собака; хозяйка никогда не позволяла ему отражать ее чувства, выдавать, что на самом деле происходит у нее на душе.

«Спасибо за то, что вы разрулили эту ситуацию с журналисткой. Надеюсь, вам понадобилось не слишком много времени, чтобы найти к ней подход, — или вы решили этот вопрос иным способом? Мой телефон отключен, потому что меня все время домогаются журналисты. Но я регулярно прослушиваю сообщения и проверяю почту. Еще раз спасибо. Спокойной ночи».

Он подумал, что она, наверное, и выглядит теперь совсем иначе. Как тогда, когда он встретил ее при входе в офис в пять утра. Он просидел всю ночь за важными переговорами, а она только что пришла. Шла пешком всю дорогу — волосы растрепались, одна прядь прилипла к щеке. Он вспомнил, каким удивленным взглядом она посмотрела на него. И смутилась. Он хотел остановиться и поговорить с ней, но она бросила что-то краткое и проскользнула мимо него в свой кабинет.

— Спокойной ночи! — сказал он в тишину квартиры.

И был вечер, и было утро
День третий

В четвертом часу утра начинается снегопад. Поначалу чуть-чуть, потом все мощнее. Над тяжелыми облаками горит безумным светом северное сияние. Извивается, как змея. Сияет, словно Млечный Путь.

Кристина Страндгорд сидит в серебристо-сером «вольво» своего мужа в гараже под домом. В гараже темно. В машине горит лишь подсветка для чтения карты. На Кристине блестящий утренний халат и тапочки. Ее левая рука лежит на коленях, правая сжимает ключи от машины. Она скатала коврики в коридоре и положила их под ворота гаража. Дверь, ведущая в дом, закрыта и заперта. Щели между дверьми и косяками заклеены скотчем.

«Наверное, мне нужно поплакать, — думает она. — Я должна быть как Рахиль: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет. Но я ничего не чувствую. Словно внутри у меня белая шуршащая бумага. В нашей семье больна я. Никогда не думала, что это так. Но больна именно я».

Она вставляет ключи в зажигание. Но и теперь слезы не приходят.

Санна Страндгорд стоит в своей камере, прижавшись лбом к холодной решетке, которой забрано окно, и смотрит вниз на тропинку, идущую между зелеными фасадами домов по Кондуктёрсгатан. Под конусом света, падающего от уличного фонаря, стоит в снегу Виктор. Он совершенно голый, не считая огромных серых голубиных крыльев, которые прижал к телу, чтобы хоть немного прикрыться. Снежинки падают на него, словно звездный дождь, мерцают в свете фонаря, но не тают, касаясь его обнаженной кожи. Он поднимает глаза и смотрит на Санну.

— Я не могу простить тебя, — шепчет она и рисует пальцем на стекле. — Но прощение — чудо, которое происходит в нашем сердце. Так что если ты прощаешь меня, то, может быть…

Она закрывает глаза и видит Ребекку. Руки Ребекки по локоть в крови. Она вытягивает руки, держа их, как щит, над головами Сары и Ловы.

— Мне очень жаль, Ребекка, — думает Санна. — Но это выпало совершить тебе.

Когда часы на городской ратуше бьют пять, Кристина Страндгорд вынимает ключи из зажигания и выходит из машины. Снимает коврики с ворот гаража. Отрывает от двери скотч, комкает его и кладет в карман халата. Затем поднимается в кухню и начинает месить тесто для хлеба. Добавляет в муку льняное семя — у Улофа склонность к запорам.

* * *

19 февраля, среда

Ранним утром в доме Анны-Марии Меллы зазвонил телефон.

— Не снимай, — проворчал Роберт.

Но рука Анны-Марии по многолетней привычке потянулась и подняла трубку.

Звонил Свен-Эрик Стольнакке.

— Это я, — коротко сказал он. — Ты как будто запыхалась.

— Я только что поднялась по лестнице.

— Ты выглядывала на улицу? Ночью выпала куча снега.

— Угу.

— Пришел ответ из Линчёпинга. На ноже — никаких отпечатков пальцев. Его вымыли и вытерли, но это и есть орудие убийства. На острие у самой рукоятки обнаружены следы крови Виктора Страндгорда. И в раковине на кухне у Санны Страндгорд также обнаружены следы его крови.

Анна-Мария задумчиво прищелкнула языком.

— Фон Пост вне себя. Само собой, ему позарез нужно было, чтобы мы нашли улики. Он позвонил мне сегодня в половине шестого и стал долдонить насчет мотива — и что мы должны найти тот твердый предмет, которым парня стукнули по затылку.

— Хм, в этом он прав, — ответила Анна-Мария.

— Ты веришь, что это сделала она?

— С трудом могу себе представить. Но я ведь не психолог.

— Во всяком случае, он намеревается снова на нее приналечь.

Анна-Мария раздраженно втянула ноздрями воздух.

— В каком смысле — приналечь?

— Не знаю. Ясное дело, он собирается снова ее допрашивать. И говорил о том, чтобы перевести ее в Лулео, когда будет решен вопрос об аресте.

— Тьфу, проклятье! — воскликнула Анна-Мария. — Как он не понимает, что нет никакого смысла ее запугивать. Нужно бы пригласить специалиста, который смог бы с ней поговорить. Кстати, с Санной я бы побеседовала сама. Сидеть и слушать, как ее допрашивает прокурор, — бесполезная трата времени.

— Полегче, полегче, — проговорил Свен-Эрик. — Только не начинай допрашивать ее у него за спиной, а то вся наша жизнь превратится в ад кромешный.

49